Брюс Берглунд

В западной академической среде давно утвердилось несколько пренебрежительное отношение к Восточной Европе, как к чему-то примитивному и отсталому.1 Как ни странно, это касается и духовной стороны ее жизни. Восточноевропейская религиозность является ключевым пигментом при изображении картины отсталости данного региона. Журналисты и путешественники отмечают религиозное рвение поляков, словаков, румын и других восточноевропейских народов как то, что сильнее всего отличает их от остальной Европы.2 Известный путешественник Роберт Каплан в своем популярном описании своего посещения Балкан рассказывает, как православная монахиня матушка Татьяна при виде монастыря в Грачанице остановилась и воскликнула: “Я добрая христианка, но я не подставлю другую щеку, если какой-нибудь албанец будет выкалывать глаза моему брату-сербу”.3 Эта сцена рисует определенный образ восточноевропейского (или, как настаивает Каплан, балканского) христианства, для которого характерно клятвенное обещание мести перед иконами или куполами древней церкви.

Отношение к восточноевропейской религиозности как к чему-то примитивному прослеживается и в критике Иоанна Павла II западноевропейскими и американскими католиками. Прогрессивные западные католики видели в Иоанне Павле “образованного крестьянина из-за железного занавеса”, человека, не способного полностью осознать перемены, происходящие в современном обществе.4 Несмотря на подобное к себе отношение, Иоанн Павел II явил миру совершенно другую сторону восточноевропейской религиозности и духовности. Хотя некоторые на Западе и в Америке объясняли антимодернистский консерватизм папы его польским происхождением, другие в нем же видели источник его духовной силы и авторитета. Например, сенатор Дэниел Патрик Мойнихан, сразу после избрания на престол в октябре 1978 г. нового папы, поддержал его, заявив, что Иоанн Павел II – первая фигура в истории Церкви, которая “сражалась и преуспела в борьбе с самым главным врагом нашего времени –тоталитаризмом”.5

Уважение к духовной силе восточных европейцев, основывающееся на их исторической стойкости, не ограничивается фигурой Иоанна Павла II. За последнюю четверть века немало восточноевропейских деятелей культуры и искусства приобрели широкую популярность благодаря духовному содержанию и нравственной наполненности своих произведений. Композиции Арво Пярта и Хенрика Гурецкого, с их певучими мелодиями и текстами из Св. Писания, быстро нашли своих поклонников среди меломанов Великобритании и Северной Америки. Фрагменты феноменально популярной Третьей симфонии Гурецкого не раз использовались в кинофильмах для создания трагического или таинственного настроения, а сама симфония сопровождала перфомансы и выставки, посвященные аварии танкера Экксон Валдес, эпидемии СПИДа и Холокосту.6 Исполненные скорби звуки струнных и запоминающееся сопрано симфонии Гурецкого стали для западных слушателей музыкой страдания и богоявления. Дирижер Дэвид Зинман как-то отметил: “Это все равно, что слушать ангелов.”7

Фильмы Кшиштофа Кеслёвского высоко ценят за их духовную глубину. Серия “Декалог” была названа в числе величайших фильмов, посвященных религии, хотя сам Кеслёвский не заявляет о своей принадлежности к какой-либо церкви.8 Поэт Чеслав Милош и богослов Мирослав Вольф создавали произведения, основываясь на своем опыте жизни в Восточной Европе, хотя годы их творческой зрелости пришлись на время после переезда на Запад. Даже писатели и мыслители, отрицающие свою связь с религией, такие как Вацлав Гавел, Адам Михник, Лешек Колаковски, Майкл Полани и Славой Жижек, получили особое признание благодаря своему духовному вкладу и глубокому пиетету к христианскому наследию Европы.9 Для западных европейцев и

американцев одно то, что эти люди являются выходцами из Восточной Европы, пережившей геноцид и коммунистическое правление, и, предположительно, обладающей более глубокой религиозной традицией, наделяет их фигуры значимостью, практически недостижимой для писателей и философов с демократического, процветающего и секулярного Запада.

Деятели восточноевропейской культуры утверждают, что именно благодаря своему прошлому данный регион накопил более глубокие духовные и культурные запасы, нежели Запад. В середине 1980-х два выдающихся интеллектуала – оба выходцы из Восточной Европы – опубликовали свои эссе, в которых высоко оценили вклад этой части Евразии в европейскую историю и культуру: это были Милан Кундера в своей “Трагедии Центральной Европы” и Иоанн Павел II в энциклике Slavorum Apostoli (Апостолы славян).10 Не будем останавливаться сейчас на разных философиях этих авторов, отметим лишь, что их работы объединяет одна фундаментальная предпосылка – и папа-поляк и романист-чех считали свой родной край сердцем Европы, источником ее ценностей и идей, которым европейская цивилизация обязана своим величием.

По мнению Кундеры, Центральная Европа, которую составляют чехи, поляки, венгры и австрийцы, в начале двадцатого века была “великим, если не величайшим, культурным центром.”11 А Иоанн Павел утверждает, что вся славянская Европа – от Альп и Адриатики до России, является хранительницей наследия Кирилла и Мефодия – олицетворяющих собой духовное единство славян, вопреки разделению на католиков и православных.12 И Кундера, и Иоанн Павел полагают, что Западная Европа тонет в пороке потребления и пренебрежении к высоким идеалам (как культурным, так и религиозным), и ее единственное спасение состоит в том, чтобы заново открыть сокровища их родины. Кундера считает, что культурные достижения и политическая судьба Центральной Европы содержат в себе предостережение для всей Европы в целом. “Все великие шедевры центральноевропейского искусства вплоть до наших дней, - пишет он, - можно рассматривать как одно большое размышление о возможном конце европейского гуманизма.”13 Новеллист не дает рецептов того, как избежать трагического исхода. Иоанн Павел, конечно, не испытывает подобных сомнений. Наследие славянского христианства, - настаивает он, - “обогатит культуру Европы и ее религиозную традицию”, а также положит “фундамент ее столь желанному духовному возрождению”.14

В произведениях других деятелей культуры эхом повторяется это притязание Восточной Европы на нравственное превосходство перед Западом и право давать ему уроки на основании своего тяжелого опыта прошлого. В 2001 г. Адам Михник, при вручении ему в Амстердаме Премии Эразма, говорил о “мудрости заблудшего народа, имеющего на себе печать первородного греха”. Этот народ он противопоставлял поколению, поющему о своей свободе, но не обладающему “памятью и осознанием нравственного конфликта,” живущего вне власти добра и зла, греха и счастья. Опираясь на слова Эразма Роттердамского, Михник сравнил людей, не отмеченных печатью греха, с фарисеями, чья самоуверенность вызвала когда-то гнев Христа. Параллель, хоть и не высказанная прямо, была очевидна: западные европейцы, живущие в процветании и безопасности, потеряли осознание нравственных границ, им необходима мудрость тех, кто наделен первородным грехом. Эту мудрость, по словам Михника, “мы и принесем Европе”.15

Заявляя о своем нравственном авторитете, основывающемся на тяжелом опыте прошлого, восточноевропейские интеллектуалы повторяют темы, звучавшие ранее в их антикоммунистической риторике: превосходство культуры над политикой, индивидуальной этики над властью и истины над ложью. В период после 1989 г., когда бывшие соцстраны вошли в стадию политической и экономической трансформации и стали присоединяться (или выстроились в очередь на присоединение) к различным западноевропейским организациям, бывшие диссиденты сохранили свой главный посыл: внимание к тому, что называется “духовным”. По мнению восточноевропейских интеллектуалов движущей силой европейской интеграции является бюрократический диктат, потребленчество и прагматичная либеральная политика. Как организация, Европейский Союз (ЕС) пропагандирует и защищает материальное положение своих граждан, продвигая идею о том, что большее богатство гарантирует лучшее здравоохранение и образование, лучшее финансирование культуры, больше свободного времени. Однако, как утверждают критики, процветание и либеральные права сами по себе не могут быть достаточными. С разной степенью морализаторства, писатели Восточной Европы, публикующиеся в западноевропейских журналах и выступающие на западных мероприятиях, говорят об одном и том же: Европейский Союз нуждается в духовном фундаменте, но именно этого ему и не дают его современные лидеры.16

Президент Вацлав Гавел последовательно высказывал это мнение, говоря о расширении границ Евросоюза. В 1994 г., выступая в Европейском Парламенте, он заявил, что чтение документов об интеграции было подобно “изучению внутренностей совершенного и гениально устроенного механизма”, который хотя и был полностью понятен для разума, никак не отвечал велениям сердца. Сердце – это европейские ценности, “уходящие корнями в античность и христианство”, которые были слишком глубоко сокрыты внутри этой машины. Именно здесь кроется причина того, - заявил Гавел, - что многим кажется, будто ЕС – это “не более, чем бесконечные споры о том, сколько моркови может экспортировать какая-то страна, кто будет устанавливать ее размер, кто будет это проверять, а кто в конце концов будет наказывать нарушителей всех этих предписаний.”

 Гавел призвал к тому, чтобы ЕС вышел за эти рамки. Если он хочет выжить, - сказал в завершение он, - он должен стать чем-то большим, чем просто набор правил.17 Внимание к духовному более, чем к технократичному, к ценностям и миссии больше, чем к рыночным устоям этого чешского интеллигента, ставшего президентом, отзывается эхом в словах, с которыми словацкие епископы обратились к своей европейской пастве: “Одни лишь рыночные и экономические свободы не могут принести единства. Европе нужна душа, лишь исходящее из нее духовное единство способно принести плод. Это станет гарантом ее экономического и политического единства. Европа должна черпать силы из своих духовных корней. Только то дерево, которое крепко и глубоко укоренилось, будет приносить плод, его не сможет сломить ветер, а солнце иссушить.”18

Конечно, между нравственными воззрениями Вацлава Гавела и католических епископов Словакии существует фундаментальное различие, однако, как и в случае с Миланом Кундерой Иоанном Павлом II, здесь прослеживается один общий знаменатель: Восточная Европа – это то место, где защищают истину и нравственные принципы. Эта идея ненова, средневековые короли и князья, как католические, так и православные, также считали себя единственными защитниками христианства перед лицом язычников и мусульман.19 Их заявления, также как высказывания современных интеллектуалов, говорят о большем, чем просто об осознании себя частью Европы или желании быть ее признанным центром. Для христианских князей прошлого, также как интеллектуалов наших дней крайне важны границы. Потому что судьба Европы, ее богатство и власть, ее уникальность и существование зависят от тех, кто находится на ее рубеже.

Восточная Европа – это не бастион на пути лжерелигий, как считали средневековые короли, и не источник забытых ценностей или веры, как настаивали Кундера и Иоанн Павел II. Она хранительница истин, которые Западная Европа отвергла. Она - центр. Она -Европа.

Каково же понимание духовного у обычных жителей Восточной Европы? Опрос 2004 г. показал, что очень немногие жители стран, недавно ставших членами ЕС, считают себя защитниками духовных ценностей. Их главным вкладом в Европу, если судить по наиболее популярным ответам, является их дешевая рабочая сила.20 Сотни тысяч восточных европейцев, в особенности поляков, работающих в Западной Европе, отметили, что экономические соблазны приобретения оказались гораздо сильнее защиты традиционных европейских ценностей.21 Этими людьми движет (в буквальном смысле этого слова) желание улучшения своего материального положения, и потому задаешься вопросом – относится ли критика аморального и материалистичного ЕС со стороны церковных лидеров и светских мыслителей направленной в адрес не западных политиканов, а польского водопроводчика и словацкой медсестры?

Тем не менее, поэтизация восточноевропейской духовности имеет своих почитателей и своих покровителей на Западе. Интеллектуалы и писатели этого региона получают премии в Амстердаме, выступают на симпозиумах в Дублине и пишут статьи в англоязычные периодические издания. Очевидно, что приглашающие их академики и издатели получают определенный резонанс на высказывания своих восточноевропейских коллег. Но почему? Каков их вклад в концептуальную географию, в которой европейский материалистичный Запад отделяется от духовного Востока? Возможно, в процессе европейской административной и экономической унификации проекция более глубокой духовности новых наций-членов - это попытка возродить ее космически-сакральный характер.

Примечания:

1 Ларри Вольф, Открывая Восточную Европу: карта цивилизации в умах эпохи Просвещения (Пало Альто, Калифорния, Издательство Стэнфордского университета, 1994); Мария Тодорова, Воображаемые Балканы (Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета, 1997); Милица Бацки-Хайден, “Утверждая ориентализм: пример бывшей Югославии,” Slavic Review 54 (Зима 1995): 917- 31; Дикки Уоллас, “Гиперреализация “Бората” на европейской карте “других”, Slavic Review 67 (Весна 2008): 35-49.

2 Патрик Ли Фермор, Между лесом и водой: на пути в Константинополь из Голландии: средний Дунай до Железных Ворот (New York: Penguin, 1988); Джейсон Гудвин, Пешком до Золотого Рога: путешествие в Истамбул (New York: Henry Holt, 1993).

3 Роберт Каплан, Балканские призраки: путешествие в истории (New York: St. Martin’s Press, 1993), 33.

4 Выражение “культурный крестьянин” использовалось защитниками Иоанна Павла: Джеймс Шалл, “Об инквизиторах и понтификах: критика Иоанна Павла II,” Homiletic & Pastoral Review 81 (June 1981), 19. Другой почитатель, Джордж Вигель, также признает западное предубеждение в отношении папы из Польши в начале его биографии Свидетельство надежды: биография Иоанна Павла II (New York: HarperCollins, 1999).

5 Вашингтон Пост, 7 октября 1979, цит. по: Шалл, “Об инквизиторах и понтификах,” 23.

6 Различные исполнения симфонии Горецкого и ее популярность обсуждается в: Люк Ховард “Отечество, биллборды и Холокост: восприятие и взгляды на Симфонию №3 Горецкого” Musical Quarterly 82 (Весна 1998), 131-59.

7 Там же, 150. Насколько мне удалось узнать из прекрасной дипломной работы моей студентки Эстер Миллер, американских слушателей и покупателей компакт-дисков в восточноевропейской фолк-музыке больше всего привлекает присущая ей “духовность” и “вневременный характер”. Звукозаписывающие компании, организаторы концертов и композиторы подчеркивают эти аспекты во время рекламы таких исполнителей, например, Донна Бучанан, описывает популярный женский хор из Болгарии в статье: “Магический, мистический тур Болгарии: постмодернизм, маркетинг мировой музыки и политические перемены в Восточной Европе,” Ethnomusicology 41 (Winter 1997), 131-57, http://www.jstor.org/stable/852589.

8 “Искусство и вера, 100 самых духовно-значимых фильмов,” 2006, http://www. artsandfaith.com/t1000/; и Джозеф Куниин, “Кесьлевский на вершине: десять заповедей от покойного польского режиссера,” Commonweal, 15 августа 1997, 11-15. Один из исследователей творчества Кесьлевского называет режиссера “надеющимся агностиком”. Джозеф Кикасола Фильмы Кшиштофа Кесьлевского: пограничный образ (New York: Continuum, 2004), 34.

9 Для знакомства с философией Славоя Жижека и его славянскими корнями очень полезно прочитать статью Ребекки Мид, “Брат Маркса: как философ из Словении стал международной знаменитостью”, The New Yorker, 5 мая 2003. Статьи американских ученых - католиков и евангеликов – с симпатией отзывающиеся о Жижеке:

Пол Гриффитс “Христос и теория критики” First Things: A Monthly Journal of Religion and Public Life 145 (Август-Сентябрь 2004), 46-56; и Эшли Вудивисс “Философия конца света,” Books & Culture 12 (Ноябрь-Декабрь 2006), 30-33. Книги Гавела были отмечены в журналах Commonweal, First Things, and Books & Culture, а сам он стал главным героем книги Джеймса Сира, редактора InterVarsity Christian Press: Вацлав Гавел: ителлектуальное сознание международного политика: введение, признание и критика (Downers Grove, IL: InterVarsity Press, 2001). Для знакомства с материалами католического журнала First Things о Полани и Колаковском, см. Джон Роуз “Чувствительный интеллект,” First Things (March 2007), http://www.firstthings.com/article. php3?id_article=5450&varrecherche=polany i; и Збигнев Яновски, “Основные направления мысли Колаковского,” First Things (October 2006), http://www.firstthings.com/article.php3?id_ article=5361&var_recherche=kolakowski.

10 Веколав Перица, “Церкви и закат славянского мифа”, доклад на конференции “Религия и вопросы современности: христианские церкви в XIX и XX вв. в Восточной Европе,” Немецкий исторический институт, Варшава, Июнь 2006.

11 Милан Кундера, “Трагедия Центральной Европы,” New York Review of Books, 26 апреля 1984, 34.

12 Иоанн Павел II, Slavorum Apostoli, энциклика, прочитанная в Риме 2 июня 1985, http://www.vatican.va/holy_father/john_paul_ii/encyclicals;documents/hf_jp_ii_enc_19850602_slavorum-apostoli_en.html.

13 Кундера, “Трагедия,” 36.

14 Иоанн Павел II, Slavorum Apostoli.

15 Адам Михник, “Исповедь обращенного диссидента: речь на вручении Премии Эразма 2001 г,” eurozine, http://www. eurozine.com/articles/2001-12-28-michnik-en.html.

16 Стефан Ауэр, “Возвращение революции 1989,” eurozine, 14 июня 2004, http:// www.eurozine.com/articles/2004-06-14-auer- en.html.

17 Вацлав Гавел, “Обращение к Европейскому Парламенту,” Страсбург, 8 марта 1994, http://old.hrad.cz/president/Havel/ speeches/1994/0803_uk.html.

18 Пасторское послание словацких епископов о европейской интеграции, 15 мая 2002, http:// www.kbs.sk/?cid=1117564487.

19 Игнач Ромшич, “От христианского щита в члены ЕС”, Hungarian Quarterly 48

(зима 2007), http://www.hungarianquarterly.com/no188/2.html.

20 Одна треть поляков считает главным свой религиозный и нравственный вклад, в отличие от 13% венгров, 18% словаков и 7% чехов. И напротив, 55% поляков, 55% венгров, 50% чехов и 46% словаков назвали своим главным вкладом в Объединенную Европу “дешевую рабочую силу”. “Чехия, Венгрия, Польша и Словакия: что они принесут Европейскому Союзу?” результаты опроса, проведенного Фондом центральноевропейского общественного мнения, апрель 2004, http://www.ceorg- europe.org/research/2004_04.pdf.

21 Как заметил один англо-польский комментатор, возможно, нелиберальное окружение католичекой Польши является одним из факторов, почему молодые поляки отправляются на заработки в Западную Европу. Ирена Мариняк, “Польский водопроводчик и имиджевые игры” eurozine, 15 ноябрь 2006, http://www.eurozine.com/articles/2006-11-15-maryniak-3n.html.

Печатается с сокращениями с разрешения автора, по: Брюс Берглунд “Историческая география восточно-европейского христианства” в сб. Христианство и современность в Восточной Европе, под ред. Брюса Берглунда и Брайана Портер-Сюч (Будапешт-Нью-Йорк: Издательство Центрально-Европейского университета, 2010).

Брюс Берглунд преподаватель истории Калвин Колледжа, Гранд Рэпидс, шт. Мичиган.